вторник, 19 мая 2015
В это время что-то опять переворачивается в мире, вроде как в животе иногда от страха. Продукты в холодильнике заброшены, Андра говорит, что их стоит выкинуть и побыстрее, иначе там заведётся разумная жизнь. Я знаю, много чего знаю, но будто нахожусь во сне, из которого невозможно выбраться, во сне с самого прошлого лета. В какой-то момент я вышел из пещеры на свет и понял, что у входа нет никого, кто был бы нужен мне, или ждал меня, или представлял опасность. Ночь становится короче и короче, сонный коридор убегает от меня, теряясь. Озеро заросло осокой и камышами, а по кромке ходит старик и всматривается куда-то, где должно быть солнце. Мосток обветшал, будто ему тысяча лет, доски пропитались водой, и нет уверенности, что я снова смогу по нему пройти. Но Андра всё также смеётся надо мной, потому что я позволил волку оставаться где-то поблизости и стеречь меня. Он делает это неосознанно и немного зло, но мне почти наплевать. Я знаю, кто пришёл ко мне после. И я знаю, что за этим последует. И это даже не пугает, хотя и немного ранит.
Весна на закате, тут и там мелькают все эти яркие, невероятные. А я провожу дни в обществе нимфы и гадаю, до чего додут её попытки заинтересовать меня очередно сказкой, которых я больше не слушаю и, к сожалению, не рассказываю. Во рту привкус черешни и табака, а на уме только завтрашний день. Я скучаю по пешере, ббоюсь что это странное-сказачное удёт. Но в то же время отталкиваю, когда оно приближается. Потому что ещё рано. Ещё немного можно позволить себе беззаботность и какую-то даже влюблённость. Пока меня снова не затянет в то другое. Пока не вытолкнет из затяжного сна как волной на берег, где я буду валяться, раскрывая жабры и подыхать. Или нет. Кто-то покрутил колесо, не знаю зачем и как. Пусть это просто происходит.
Весна на закате, тут и там мелькают все эти яркие, невероятные. А я провожу дни в обществе нимфы и гадаю, до чего додут её попытки заинтересовать меня очередно сказкой, которых я больше не слушаю и, к сожалению, не рассказываю. Во рту привкус черешни и табака, а на уме только завтрашний день. Я скучаю по пешере, ббоюсь что это странное-сказачное удёт. Но в то же время отталкиваю, когда оно приближается. Потому что ещё рано. Ещё немного можно позволить себе беззаботность и какую-то даже влюблённость. Пока меня снова не затянет в то другое. Пока не вытолкнет из затяжного сна как волной на берег, где я буду валяться, раскрывая жабры и подыхать. Или нет. Кто-то покрутил колесо, не знаю зачем и как. Пусть это просто происходит.
вторник, 21 октября 2014
Как-то за кружкой полуденного кофе Андра рассказала мне одну историю. Эта история про фей, но она не то чтобы очень сказочная. В конце-концов, верите вы в фей или нет, это не важно. Андра говорит, что абсолютно всё, во что верит хоть один человек на земле, существует.
Феи, по словам Андры, крошечные как в сказке про дюймовочку, живут в ветре. И если идёшь навстречу ветру, то иногда можно почувствовать их пыльцу на своём лице. Это почти неосязаемое ощущение волшебства. Феи путешествуют с ветрами и питаются солнечными лучами. И в общем-то так и проводят свои длинные, а может и короткие жизни, кто знает. Но иногда какая-нибудь из фей хочет сбежать в большой мир. Все мы это делаем, так что тут мне вполне понятны мотивы (тут Андра смеётся и говрит, что Килху стоило выбраться из пещеры, чтобы получить камнем по голове и причитая бежать обратно). И вот один из таких неусидчивых на ветре фей, спрыгнул с воздушного потока и упал в сток. Там он долго бродил, пока не оказался в водосточной трубе многоквартирного дома. По каким-то причинам он не смог выбраться наружу. Андра утверждает, что теперь он бродит по трубам домов и играет на флейте. Но только, когда льётся вода, чтобы заглушить мелодию.
Когда Андра ушла, мне захотелось проверить эту глупую историю. И теперь каждый раз, когда я поворачваю вентель и мою руки, мне кажется что я слышу эту крошечную флейту. Но только когда льётся вода. И я думаю, бессмертны ли феи. И если в один прекрасный день я включу воду, но не услышу ничего кроме воды, будет ли это значить, что ему удалось выбраться. Или же, что он умер.
Феи, по словам Андры, крошечные как в сказке про дюймовочку, живут в ветре. И если идёшь навстречу ветру, то иногда можно почувствовать их пыльцу на своём лице. Это почти неосязаемое ощущение волшебства. Феи путешествуют с ветрами и питаются солнечными лучами. И в общем-то так и проводят свои длинные, а может и короткие жизни, кто знает. Но иногда какая-нибудь из фей хочет сбежать в большой мир. Все мы это делаем, так что тут мне вполне понятны мотивы (тут Андра смеётся и говрит, что Килху стоило выбраться из пещеры, чтобы получить камнем по голове и причитая бежать обратно). И вот один из таких неусидчивых на ветре фей, спрыгнул с воздушного потока и упал в сток. Там он долго бродил, пока не оказался в водосточной трубе многоквартирного дома. По каким-то причинам он не смог выбраться наружу. Андра утверждает, что теперь он бродит по трубам домов и играет на флейте. Но только, когда льётся вода, чтобы заглушить мелодию.
Когда Андра ушла, мне захотелось проверить эту глупую историю. И теперь каждый раз, когда я поворачваю вентель и мою руки, мне кажется что я слышу эту крошечную флейту. Но только когда льётся вода. И я думаю, бессмертны ли феи. И если в один прекрасный день я включу воду, но не услышу ничего кроме воды, будет ли это значить, что ему удалось выбраться. Или же, что он умер.
понедельник, 13 октября 2014
Сегодня пришёл наконец южный ветер. Он ласково коснулся моей щеки и растрепал мои волосы, уверяя, что теперь мне станет легче. Он был добр со мной, не в пример тем острым северным ветрам, что резали мне кожу и больно хлестали по лицу. Он принёс надежду, маленькую ниточку путеводного клубка, что приведёт меня обратно в пещеру, где я смогу идти дальше.
Какое-то время назад мне пришлось отпустить волка, пришлось сказать ему, что это слишком, и я так больше не могу. Пришлось сказать волку, что я слишком люблю его, чтобы он ушёл. Но это неправда. Я никого больше не люблю, тем более тех, кто от меня откусывает. Но теперь я хотя бы могу перестать ненавидеть себя.
Какое-то время назад мне пришлось отпустить волка, пришлось сказать ему, что это слишком, и я так больше не могу. Пришлось сказать волку, что я слишком люблю его, чтобы он ушёл. Но это неправда. Я никого больше не люблю, тем более тех, кто от меня откусывает. Но теперь я хотя бы могу перестать ненавидеть себя.
вторник, 23 сентября 2014
Я смотрю на всё это и не могу понять, почему оно происходит. Это будто окутывает всех и душит, медленно, незаметно.
Моя Нимфа потускнела, выплакала все свои зелёные слёзы, пресные, как вода в ручье. И даже крохотные фиалки в её волосах завяли. Она пыталась сбежать, уплыть, но хвост её запутался в сетях. Принц не даст ей уйти просто так. Наверное он хочет, чтобы она высохла на мелководье как рыба. А глупый Килху ходит кругами, ничего не может поделать, не может помочь. И себе помочь не может.
Потому что пещера далеко, я больше не под защитой её. Рядом со мной бродит волк, он почти ручной, он ждёт, пока я его покормлю. Пока я дам ему убить себя. И это почти получилось. Я не могу вернуться в пещеру, не слышу ветра, не вижу того, кто приносит ночью спокойный сон. Я превращаюь во что-то совсем мягкое и слабое, и мне так страшно. Так как же я могу кому-то помочь?
Мне кажется, я всё разрушаю. Андра тянет топлёное молоко из кружки и смотрит на меня с укором. Прогони этого волка, говорит она. Я нарисую тебе тропу обратно в пещеру, говорит она. Забудь, советует мне Андра. Ей легко в своём мире фей и сказочных, но страшных существ. А я почти почти не чувствую её руки под пальцами. Зато когтистую лапу на своём сердце чувствую хорошо. А клыки на своём горле - ещё лучше.
Но я хочу только закрыть глаза и увидеть дощатый верёвочный мост над озером, дерево со светильником и тёмный провал пещеры. Я хочу скрыться. Я не могу. Я больше не умею чувствовать правильно. Не понимаю ни одного из этих новых, что перекрывают мне дыхание и бьются где-то в запястьях и солнечном сплетении.
Моя Нимфа потускнела, выплакала все свои зелёные слёзы, пресные, как вода в ручье. И даже крохотные фиалки в её волосах завяли. Она пыталась сбежать, уплыть, но хвост её запутался в сетях. Принц не даст ей уйти просто так. Наверное он хочет, чтобы она высохла на мелководье как рыба. А глупый Килху ходит кругами, ничего не может поделать, не может помочь. И себе помочь не может.
Потому что пещера далеко, я больше не под защитой её. Рядом со мной бродит волк, он почти ручной, он ждёт, пока я его покормлю. Пока я дам ему убить себя. И это почти получилось. Я не могу вернуться в пещеру, не слышу ветра, не вижу того, кто приносит ночью спокойный сон. Я превращаюь во что-то совсем мягкое и слабое, и мне так страшно. Так как же я могу кому-то помочь?
Мне кажется, я всё разрушаю. Андра тянет топлёное молоко из кружки и смотрит на меня с укором. Прогони этого волка, говорит она. Я нарисую тебе тропу обратно в пещеру, говорит она. Забудь, советует мне Андра. Ей легко в своём мире фей и сказочных, но страшных существ. А я почти почти не чувствую её руки под пальцами. Зато когтистую лапу на своём сердце чувствую хорошо. А клыки на своём горле - ещё лучше.
Но я хочу только закрыть глаза и увидеть дощатый верёвочный мост над озером, дерево со светильником и тёмный провал пещеры. Я хочу скрыться. Я не могу. Я больше не умею чувствовать правильно. Не понимаю ни одного из этих новых, что перекрывают мне дыхание и бьются где-то в запястьях и солнечном сплетении.
среда, 30 июля 2014
Лето всё меняет. Окрашивает в свои цвета беззаботности, но таит за пазухой иглу. Андра верит, что всё это сон и ждёт, глядя в темноту. Там должна быть граница света, где-то она должна быть - говорит она.
Изредка я вижу Колдуна. Он старый и всё забывает. Как-то раз он положил свои руны в мешочек, повесил на сук такого же старого как он дерева, там же оставил посох и кое-что ещё. Так и ушёл искать любовь, голый без своих колдунских вещичек. Потом он вернулся, но не нашёл ни своих вещей, ни того дерева, тропа к нему заросла. Печальны глаза колдуна, высматривают, высматривают просвет между деревьями, сомкнувшими свои ряды. А любовь он нашёл, таскает её за собой и всем показывает, глупец. Андра хочет ему помочь, но ничего не делает, ведь это лишь сон для неё.
Нимфа сбежала от своего принца, сплела вокруг своей головы венок из кувшинок и нырнула в ближайший ручей. Мне удалось подержать её за руку совсем немного. И послушать её сказки, глядя в воду.
Лето не время для сказок, но сегодня мой зеркальный двойник спрятался от меня. Сбежал в своё никуда и оставил моё сумасшедшее отражение заместо себя. Оно сводило и меня с ума весь день. Шептало мне всякие гадости.
Всё такое иллюзорное вокруг, что мне страшно и хорошо. А ещё пришла та, что рисует на полях тетрадок котов. Она уверяет, что всё нормально. Но может ли быть так, если она здесь. Вечно влюблённая, как фея. В её ладонях распускаются цветы и тают от жары ириски. Мы смотрим друг другу в глаза, но я могу думать только о том, как волчьи зубы пронзают мою шею. И о том, как я этого хочу.
Изредка я вижу Колдуна. Он старый и всё забывает. Как-то раз он положил свои руны в мешочек, повесил на сук такого же старого как он дерева, там же оставил посох и кое-что ещё. Так и ушёл искать любовь, голый без своих колдунских вещичек. Потом он вернулся, но не нашёл ни своих вещей, ни того дерева, тропа к нему заросла. Печальны глаза колдуна, высматривают, высматривают просвет между деревьями, сомкнувшими свои ряды. А любовь он нашёл, таскает её за собой и всем показывает, глупец. Андра хочет ему помочь, но ничего не делает, ведь это лишь сон для неё.
Нимфа сбежала от своего принца, сплела вокруг своей головы венок из кувшинок и нырнула в ближайший ручей. Мне удалось подержать её за руку совсем немного. И послушать её сказки, глядя в воду.
Лето не время для сказок, но сегодня мой зеркальный двойник спрятался от меня. Сбежал в своё никуда и оставил моё сумасшедшее отражение заместо себя. Оно сводило и меня с ума весь день. Шептало мне всякие гадости.
Всё такое иллюзорное вокруг, что мне страшно и хорошо. А ещё пришла та, что рисует на полях тетрадок котов. Она уверяет, что всё нормально. Но может ли быть так, если она здесь. Вечно влюблённая, как фея. В её ладонях распускаются цветы и тают от жары ириски. Мы смотрим друг другу в глаза, но я могу думать только о том, как волчьи зубы пронзают мою шею. И о том, как я этого хочу.
понедельник, 28 июля 2014
Ночь была душной и тёмной. И волк пришёл ко мне, чтобы поговорить со мной о смерти. Я не виню его, ведь если бы я был волком, то поступил бы также. Я вышел из пещеры, чтобы посмотреть на него, ведь он был так красив. Наверное, я никогда не забуду этого волчьего взгляда. Может быть, волк принял меня за своего, а может просто знал, что я беззащитен. Тогда я потянулся, чтобы погладить его, чтобы задобрить его и чтобы он ушёл. Я не мог сказать волку, что из моей пещеры смерть видно слишком хорошо, что она стоит слишком близко и нельзя её упоминать. Волк прыгнул и откусил кусок от моего сердца, но я сделал вид, что ничего не почувствовал. Я ушёл обратно в свою пещеру. Но очень хотел вернуться, потому что я одинок. Волку этого знать не надо, иначе он будет приходить к пещере снова и снова. И тогда когда-нибудь я выйду, и он доест то, что осталось. Ведь он всё ещё голоден.
среда, 26 марта 2014
Андра говорит, у ночи лицо тайного поклонника. Он запахивает пальто, застёгивается на все пуговицы, надвигает шляпу, чтобы не видно глаз. И движется по улицам неспешно, везде одновременно. Заглядывает в окна, просачивается под двери, смотрит. Любуется на своё отражение в лужах, касается кончиками пальцев ветра и перебирает в кармане звёзды. На плече его сидит прядильщица снов. Маленькая куколка с лицом цвета луны (нанизывает на нитку сны - рифмует Андра). Она строит сонные коридоры, чтобы каждый мог попасть туда, куда ему нужно попасть. Во сне, конечно же.
Я смотрю на Андру и мне немного страшно. В её взгляде что-то отстранённое, уголки губ чуть приподняты, пальцы перебирают навесу что-то неосязаемое. И мне кажется - мы во сне. Всё это сон, сплетённый Андрой, подогнанный, без лишних петель. И он затягивается, потому что Андра упорна. Она умеет сделать так, чтобы без единого просвета. Сплошное полотно слов. Андра обещает мне пещеру. Говорит - прядильщица снов проведёт меня. Может быть, всё может быть. Но смогу ли я выбраться?
Я вижу это как наяву, Андра. Тот, что в пальто снимает шляпу и кланяется, а потом заглядывает мне в глаза. Зрительный контакт длиной в сон. Одно мгновение - и нас здесь нет. Маленькая сказочница.
Я смотрю на Андру и мне немного страшно. В её взгляде что-то отстранённое, уголки губ чуть приподняты, пальцы перебирают навесу что-то неосязаемое. И мне кажется - мы во сне. Всё это сон, сплетённый Андрой, подогнанный, без лишних петель. И он затягивается, потому что Андра упорна. Она умеет сделать так, чтобы без единого просвета. Сплошное полотно слов. Андра обещает мне пещеру. Говорит - прядильщица снов проведёт меня. Может быть, всё может быть. Но смогу ли я выбраться?
Я вижу это как наяву, Андра. Тот, что в пальто снимает шляпу и кланяется, а потом заглядывает мне в глаза. Зрительный контакт длиной в сон. Одно мгновение - и нас здесь нет. Маленькая сказочница.
воскресенье, 16 марта 2014
Музыка стирает время. А тишина пахнет увядшими фиалками и фасовочной бумагой. Я пытаюсь выкрасть этот образ из своей головы, накладывая на него всё новые и новые. Я прихожу сюда как на тёмную сторону. Чтобы посмотреть с этой стороны. Здесь ещё есть лазейка в хранилище моих редких вещей. И тонкая как нить связь с пещерой.
Ни к чему нельзя привязываться. Особенно к людям. Люди имеют обыкновение исчезать. Проси-не проси. Я убеждаю себя, что ничего не остаётся. Что мне больше нечего хранить. Но честно говоря, это плохо получается. Но я так хочу что-то для себя, что-то взамен. Мне казалось, что это почти удалось - ничего такого не ощущать. Ничего тянущего и заставляющего дело то, о чём потом думаешь, что оно случилось с кем-то другим.
Но всё идёт по кругу, и я впадаю в мучительную зависимость. Я храню взгляды и интонации как трофеи. Чтобы, воспроизводя их в памяти, упиваться отвратительным чувством собственной жертвенности. К чему? Для чего.
Их всё больше, и никто из них по-настоящему не нуждается во мне. Хотелось бы думать, что моё присутствие хотя бы не отвращает их. Что они не ждут, когда я наконец уйду и перестану... Быть мной для них. Я знаю, что всё прекратится, как только им надоест шут или сказочник в моём лице. Легко пользоваться человеком, когда он сам того хочет. Иногда, правда, надоедает. И вот тогда они исчезают. Раз - и их нет.
Иногда я представляю, что никого из них уже нет. И что я снова схожу с ума от одиночества, как несколько лет назад, когда Нимфа пришла и спасла меня. Несчастная счастливая Нимфа. Если бы она могла это прочитать, то поняла бы.
А как порой хочется уйти. Когда это твой выбор, то ты знаешь, что никто не должен идти за тобой.
Ни к чему нельзя привязываться. Особенно к людям. Люди имеют обыкновение исчезать. Проси-не проси. Я убеждаю себя, что ничего не остаётся. Что мне больше нечего хранить. Но честно говоря, это плохо получается. Но я так хочу что-то для себя, что-то взамен. Мне казалось, что это почти удалось - ничего такого не ощущать. Ничего тянущего и заставляющего дело то, о чём потом думаешь, что оно случилось с кем-то другим.
Но всё идёт по кругу, и я впадаю в мучительную зависимость. Я храню взгляды и интонации как трофеи. Чтобы, воспроизводя их в памяти, упиваться отвратительным чувством собственной жертвенности. К чему? Для чего.
Их всё больше, и никто из них по-настоящему не нуждается во мне. Хотелось бы думать, что моё присутствие хотя бы не отвращает их. Что они не ждут, когда я наконец уйду и перестану... Быть мной для них. Я знаю, что всё прекратится, как только им надоест шут или сказочник в моём лице. Легко пользоваться человеком, когда он сам того хочет. Иногда, правда, надоедает. И вот тогда они исчезают. Раз - и их нет.
Иногда я представляю, что никого из них уже нет. И что я снова схожу с ума от одиночества, как несколько лет назад, когда Нимфа пришла и спасла меня. Несчастная счастливая Нимфа. Если бы она могла это прочитать, то поняла бы.
А как порой хочется уйти. Когда это твой выбор, то ты знаешь, что никто не должен идти за тобой.
четверг, 27 февраля 2014
В тусклом свете ванной комнаты отражения моих зрачков кажутся прямоугольными, похожими на две чёрные объёмные двери. Я всматриваюсь в них и они становятся всё больше и больше. Кажется они сейчас заполонят собою всё зеркало. И не останется ни моего отражения, ни самого зеркала, ни ванной комнаты. Только две двери. Выбирай, Килху, в какую войдёшь. Я думаю, может быть пещера спряталась в глазах моего зеркального "я". Затаилась, да только и ждёт, когда же меня утянет в одно из этих особых зазеркалий. У меня же всегда это так хорошо получалось. Уходить.
Что-то я слишком много пишу о пещере. Наверное, мне кажется, что так я привлеку её внимание. Все замки разомкнутся, преграды отойдут на второй план, а я буду стоять на пороге двери и смотреть туда. И решать.
Просто невозможно отличить настоящее от ложного. Или же вычеркнуть одно из них, чтобы второе возобладало.
Интересно, что делает мой зеркальный двойник, когда я поворачиваюсь к зеркалу спиной и выхожу из ванной?
Что-то я слишком много пишу о пещере. Наверное, мне кажется, что так я привлеку её внимание. Все замки разомкнутся, преграды отойдут на второй план, а я буду стоять на пороге двери и смотреть туда. И решать.
Просто невозможно отличить настоящее от ложного. Или же вычеркнуть одно из них, чтобы второе возобладало.
Интересно, что делает мой зеркальный двойник, когда я поворачиваюсь к зеркалу спиной и выхожу из ванной?
вторник, 25 февраля 2014
На самом деле мне только хочется так думать. Думать, что я там, в пещере. Что могу оказаться где угодно, просто повернувшись и открыв первую попавшуюся дверь. Но меня там нет. Каждый раз я закрываю глаза и представляю - я там, иду по тёмному гулкому переходу и звук моих шагов эхом разлетается во все стороны. Или что мои ноги ступают по влажным доскам на пути к ней, а русалка в воде улыбается хищно, но добродушно. Я представляю, как там без меня. Пусто и одиноко, или может быть кто-то другой завёлся в моей пещере? Кто выгребает из неё кленовые листы, бог знает как там оказавшиеся? Кто складывает камушки на пересечении переходов? Кто дотрагивается до ручки двери, сначало нерешительно, а потом жмёт в полную силу? Дверь распахивается. Что там? Яркое и зелёное, и омут посреди травы - то ли портал, то ли бездна, то ли ловушка-обманка, а рядом дерево, которое не обхватишь, одно, большое, высокое. Или уютная комнатка с занавесью из деревянных фигурок на верёвочках вместо двери, тёплая кровать, свет из окна мягкий. Или старый дом, ступени скрепят под ногами, на веранде ворох старых книг перемешанных с одеждой, покорёженый велосипед, из окна видно умирающую яблоню и густо растущие маргаритки. Или улица пустынная, безлюдная, ходи-делай что хочешь, дома меняют свою форму и цвет, и ты летишь меж них. Или город, сердце которого горит под каменным сводом, заходящее солнце рыжим окрашивает улочки и мостки, а за стенами полынь. Но где же я на самом деле? Может быть сплю на той тёплой кровати, солнечные лучи баюкают меня, и снится мне, как ищу бесконечно свою пещеру, позабыв, что всё сон, и ничего мне не грозит, никуда мне от неё не деться. Мечтать не вредно, конечно же.
вторник, 18 февраля 2014
Мы сидим на маленькой кухонке. Я со стаканом молока, который мне только что заботливо вручили, а Андра - с гитарой. Играть она не умеет, а просто перебирает струны. Гитара досталась ей от отца, который всегда где-то там, но только не здесь. Я так думаю, ну хоть что-то от себя оставил. Андра молчит, но я знаю, что она мысленно сочиняет стихи. Мы слишком давно знакомы, и мне слишком хорошо знаком этот блуждающий взгляд странницы. У Андры тоже есть своя пещера, и она к ней идёт.
С ней легко, но одновременно и трудно находиться рядом. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Или, что Андра сходит с ума, а я - плод её больного воображения, очередная выдуманная сказка или незаписанный стих, который почему-то не исчез, но воплотился в Килху. И теперь Килху ходит к ней в гости, чтобы не было так скучно и потребляет дармовое молоко. Разделить время со своим воображаемым другом, вроде того.
Чтобы перестать думать об этом, я переключаюсь. Вычленяю что-то своё, чего у Андры никогда не было, но о чём впрочем она прекрасно осведомлена. Я рассказываю ей про Элл в очередной раз. Говорю, что начинаю забывать и не хочу. Всякие простые вещи, разговоры, переписки, жесты. Андру это немного удивляет, но не отвлекает. И я не чувствую никакого пренебрежения. Просто она так устроена, что одновременно может быть рядом и где-то ещё, там.
Потом она откладывает гитару и жалуется на свою мать. У Андры есть два состояния: либо мечтательно, либо обиженное на мать. Она всё хочет, чтобы ей додали любви, а любви всё не додают. Андра просто не понимает, что этого никогда не будет, и всё ждёт. И жалуется, как первосортная жертва. В этом мы с ней похожи. Но в отличие от той же Нимфы, Андра не видит в жалости и жалобах ничего плохого. Рассказывает, что мать мечтает выдать её замуж, собственноручно выбрать платье, а потом, желательно очень скоро, заняться воспитанием внука. То есть сделает из Андры свою идеальную дочь, а любить будет уже плод этого идеала. Андра вообще считает, что любит эта женщина всех, кроме неё. Неправда. Меня она тоже не любит, но разве должна?
Мне нравится как Андра говорит эти свои правдивые вещи, точные слова, собранные в предложения. Слова, которые отскакивают от языка, но бьют чаще всего её саму. Нравится, как она мгновенно придумывает истории и тут же разветвляет их на множество сюжетных цепочек и альтернативных концовок. Как прищуривает глаза и покусывает кончик большого пальца. Как слепо верит в свои сказки. И как реально смотрит на себя саму, спокойно заявляет о своих недостатках и никому не позволяет усомниться в достоинствах.
Я пью молоко и разглядываю Андру, зеркально отражая её позу. Она теперь разговаривает с Марком. У него красные волосы, он язвителен и немного груб. А ещё он ненастоящий.
С ней легко, но одновременно и трудно находиться рядом. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Или, что Андра сходит с ума, а я - плод её больного воображения, очередная выдуманная сказка или незаписанный стих, который почему-то не исчез, но воплотился в Килху. И теперь Килху ходит к ней в гости, чтобы не было так скучно и потребляет дармовое молоко. Разделить время со своим воображаемым другом, вроде того.
Чтобы перестать думать об этом, я переключаюсь. Вычленяю что-то своё, чего у Андры никогда не было, но о чём впрочем она прекрасно осведомлена. Я рассказываю ей про Элл в очередной раз. Говорю, что начинаю забывать и не хочу. Всякие простые вещи, разговоры, переписки, жесты. Андру это немного удивляет, но не отвлекает. И я не чувствую никакого пренебрежения. Просто она так устроена, что одновременно может быть рядом и где-то ещё, там.
Потом она откладывает гитару и жалуется на свою мать. У Андры есть два состояния: либо мечтательно, либо обиженное на мать. Она всё хочет, чтобы ей додали любви, а любви всё не додают. Андра просто не понимает, что этого никогда не будет, и всё ждёт. И жалуется, как первосортная жертва. В этом мы с ней похожи. Но в отличие от той же Нимфы, Андра не видит в жалости и жалобах ничего плохого. Рассказывает, что мать мечтает выдать её замуж, собственноручно выбрать платье, а потом, желательно очень скоро, заняться воспитанием внука. То есть сделает из Андры свою идеальную дочь, а любить будет уже плод этого идеала. Андра вообще считает, что любит эта женщина всех, кроме неё. Неправда. Меня она тоже не любит, но разве должна?
Мне нравится как Андра говорит эти свои правдивые вещи, точные слова, собранные в предложения. Слова, которые отскакивают от языка, но бьют чаще всего её саму. Нравится, как она мгновенно придумывает истории и тут же разветвляет их на множество сюжетных цепочек и альтернативных концовок. Как прищуривает глаза и покусывает кончик большого пальца. Как слепо верит в свои сказки. И как реально смотрит на себя саму, спокойно заявляет о своих недостатках и никому не позволяет усомниться в достоинствах.
Я пью молоко и разглядываю Андру, зеркально отражая её позу. Она теперь разговаривает с Марком. У него красные волосы, он язвителен и немного груб. А ещё он ненастоящий.
понедельник, 17 февраля 2014
Обычно я хорошо чувствую приближение удачи. Так же отчётливо, как любой человек может почувствовать, допустим, потребность в еде. Только удача не как голод, она лёгкая и похожа на пушинку, которую ловишь в кулак. Я же выставляю для неё манок, приманиваю неким обещанием. Предложением обмена. Ожиданием подарка. Она как лисичка суёт мордочку в нору, что же там такое. А там я, сижу в своей пещере с ларцом в руке. И она говорит: "Хорошо, а ты мне что?" Я открываю ларец и предлагаю заглянуть самой.
Маленькое если. Я рисую его пальцем в воздухе, шепчу в ветер, выдыхаю в ладони, сложенные лодочкой. Что я отдам, что получу взамен. Я не знаю, зачем я это делаю и чего на самом деле ожидаю. Выбраться из пещеры или попасть в неё целиком. У меня есть и материальные желания, приземлённые, может быть даже низменные. У всех они есть. Иногда я хочу, чтобы вон тот человек не болел, а вон этот наконец нашёл работу. Иногда я просто показываю пальцем на "вон того парня", и лисица уходит за ним, взмахивая хвостом из стороны в сторону. Любит она, когда её посылаешь кому-то.
И наверное хорошо, что на меня она не обращает такого внимания. Потому что иногда я хочу людям зла. Осознанно или непреднамеренно. Впрочем, для зла удача не нужна. Для него порой вообще ничего не нужно.
А мне хочется не то чтобы делать добро, но немного ему способствовать. Это действительно так. А ещё того самого, заветного-невысказаннаго, необличённого-волшебного, тайного-пещерного. Что ещё можно ждать от того, кто живёт в пещере, но никак не может понять, где же та самая дверь, которая то ли выход, то ли вход.
Маленькое если. Я рисую его пальцем в воздухе, шепчу в ветер, выдыхаю в ладони, сложенные лодочкой. Что я отдам, что получу взамен. Я не знаю, зачем я это делаю и чего на самом деле ожидаю. Выбраться из пещеры или попасть в неё целиком. У меня есть и материальные желания, приземлённые, может быть даже низменные. У всех они есть. Иногда я хочу, чтобы вон тот человек не болел, а вон этот наконец нашёл работу. Иногда я просто показываю пальцем на "вон того парня", и лисица уходит за ним, взмахивая хвостом из стороны в сторону. Любит она, когда её посылаешь кому-то.
И наверное хорошо, что на меня она не обращает такого внимания. Потому что иногда я хочу людям зла. Осознанно или непреднамеренно. Впрочем, для зла удача не нужна. Для него порой вообще ничего не нужно.
А мне хочется не то чтобы делать добро, но немного ему способствовать. Это действительно так. А ещё того самого, заветного-невысказаннаго, необличённого-волшебного, тайного-пещерного. Что ещё можно ждать от того, кто живёт в пещере, но никак не может понять, где же та самая дверь, которая то ли выход, то ли вход.
понедельник, 10 февраля 2014
Медленно, но верно, я перестаю замечать грань между дозволенным и запретным. Я уже совсем близко. Хожу по ней, как по лезвию бритвы, но не чувствую боли. Лишь тягостное разочарование, поднимающееся откуда-то из горла. Оно застревает там подобном несуществующему комку, предшествующему слезам. Но и слёз нет, зачем. Я же не ребёнок, я же не буду реветь и топать ногами только потому, что мне не купили вон того синего робота на батарейках.
Я иду по следу за своим чувством, выслеживаю его как волк, принюхиваюсь к нему. Замираю в ожидании собственного прыжка. Но ничего не происходит. Я не делаю ничего, чтобы что-то произошло. Но дело ведь не только во мне. Я хожу во мраке своей причудливой пещеры, и если откроется дверь, если из проёма на меня хлынет свет. Если кто-то возьмёт меня за руку и пригласит войти. Что я смогу сделать? Я пойду. Потому что я не хочу быть во мраке. Там слишком много теней, а они такие равнодушные.
Один раз мне уже доводилось охотиться тень. Она ускользнула от меня, тени так делают. В пещере это сделать проще всего. И сейчас я будто пытаюсь выбрать между плохим и плохим. Так или иначе, но мне будет плохо. Двери приоткрыты, я почти знаю об этом. Могу почти уверенно утверждать. Вопрос в том, действительно ли нужно хозяевам этих дверей, чтобы кто-то вошёл. Но если говорить обо мне, то я наверное брошусь в любую.
Нет, не брошусь. Кого я обманываю. Я слишком боюсь льда. Холодный ад преследует меня в этом промежутке пещерной тропы. И это тоже запретно.
Но запретно совсем не значит закрыто.
Я иду по следу за своим чувством, выслеживаю его как волк, принюхиваюсь к нему. Замираю в ожидании собственного прыжка. Но ничего не происходит. Я не делаю ничего, чтобы что-то произошло. Но дело ведь не только во мне. Я хожу во мраке своей причудливой пещеры, и если откроется дверь, если из проёма на меня хлынет свет. Если кто-то возьмёт меня за руку и пригласит войти. Что я смогу сделать? Я пойду. Потому что я не хочу быть во мраке. Там слишком много теней, а они такие равнодушные.
Один раз мне уже доводилось охотиться тень. Она ускользнула от меня, тени так делают. В пещере это сделать проще всего. И сейчас я будто пытаюсь выбрать между плохим и плохим. Так или иначе, но мне будет плохо. Двери приоткрыты, я почти знаю об этом. Могу почти уверенно утверждать. Вопрос в том, действительно ли нужно хозяевам этих дверей, чтобы кто-то вошёл. Но если говорить обо мне, то я наверное брошусь в любую.
Нет, не брошусь. Кого я обманываю. Я слишком боюсь льда. Холодный ад преследует меня в этом промежутке пещерной тропы. И это тоже запретно.
Но запретно совсем не значит закрыто.
воскресенье, 09 февраля 2014
Сейчас времена других сказок. Нимфа выходит не из лесного ручья, она поднимается навстречу по бегущей дорожке эскалатора метро. Но тем не менее, я почти могу разглядеть фиалки в её волосах. Нимфа хрупкая и прекрасная, как все они. Летом на ней голубые шелка, а зимой почему-то зелёный свитер. У неё невероятно изящные руки и нежные тонкие пальцы. Глаза большие, тёмные, как вода в пруду, и любопытные, как у маленькой девочки. Но немного печальные.
Она любит всё трогать и изучать. Она будто действительно только что выбралась из ручья в огромный, неизвестный, но полный интересностями мир. Нимфа красит засушенные листья в голубой и выкладывает по картону, плетёт узоры из проволоки и мастерит броши из ягод-бусин. Её внутренний мир ничуть не менее богат, чем тот, что теперь её окружает.
Нимфа любит обжигающий какао и имбирное печенье. Любит слушать истории и рассказывать свои. Любит получать неожиданные подарки. Любит помогать всегда, везде и всем. Меня жутко злит, когда она бросается очертя голову к очередному тонущему кораблю. Она как та русалочка из сказки Андерсена. И даже свой принц у неё есть. Может потому она его так любит, холодного и безразличного, как рыба. Он держит её при себе, потому что это же так удобно. И Нимфа понимает это, прекрасно видит свою роль, но не может уйти, пока её не прогонят. Нет, она не превратится в пену морскую. Её принц знает все законы подобного волшебства и регулярно целует Нимфу.
- Вот видишь, ничего не произошло, - говорит он ей.
- Но ты же любишь меня? Правда? Правда? - вопрошает Нимфа, и глаза её полны надежды.
- Ты нужна мне. С тобой я чувствую себя лучше. Разве этого не достаточно?
Да. Разве этого недостаточно? Чего ей ещё хотеть? Зачем ей вообще эта любовь?
Глупая маленькая Нимфа раз за разом попадается в одни и те же сети. Но я лишь наблюдатель и ничего не могу сделать. Я здесь не для того, чтобы вмешиваться. К тому же, меня не нужно спасать. Нам друг от друга вообще ничего не нужно, кроме историй.
Она любит всё трогать и изучать. Она будто действительно только что выбралась из ручья в огромный, неизвестный, но полный интересностями мир. Нимфа красит засушенные листья в голубой и выкладывает по картону, плетёт узоры из проволоки и мастерит броши из ягод-бусин. Её внутренний мир ничуть не менее богат, чем тот, что теперь её окружает.
Нимфа любит обжигающий какао и имбирное печенье. Любит слушать истории и рассказывать свои. Любит получать неожиданные подарки. Любит помогать всегда, везде и всем. Меня жутко злит, когда она бросается очертя голову к очередному тонущему кораблю. Она как та русалочка из сказки Андерсена. И даже свой принц у неё есть. Может потому она его так любит, холодного и безразличного, как рыба. Он держит её при себе, потому что это же так удобно. И Нимфа понимает это, прекрасно видит свою роль, но не может уйти, пока её не прогонят. Нет, она не превратится в пену морскую. Её принц знает все законы подобного волшебства и регулярно целует Нимфу.
- Вот видишь, ничего не произошло, - говорит он ей.
- Но ты же любишь меня? Правда? Правда? - вопрошает Нимфа, и глаза её полны надежды.
- Ты нужна мне. С тобой я чувствую себя лучше. Разве этого не достаточно?
Да. Разве этого недостаточно? Чего ей ещё хотеть? Зачем ей вообще эта любовь?
Глупая маленькая Нимфа раз за разом попадается в одни и те же сети. Но я лишь наблюдатель и ничего не могу сделать. Я здесь не для того, чтобы вмешиваться. К тому же, меня не нужно спасать. Нам друг от друга вообще ничего не нужно, кроме историй.
Иногда мне хочется верить, что я чей-то персонаж. Что я поступаю так, а не иначе, потому что автор выдумал для меня такую линию поведения. Тогда любая деталь моей жизни могла бы быть осмысленной, предусмотренной сюжетной линией. Вряд ли я главный герой, конечно. Никаких предпосылок к тому нет. Но некоторые люди, так или иначе небезразличные мне, вполне подходят на эту роль, так что я не против.
Я даже представляю себе автора. Этакого немного усталого писателя. Его жизнь недостаточно богата на приключения, и он убивает свободное время на то, чтобы обеспечить ими обитателей своего вымышленного мира. По вечерам он ставит на стол громоздкую печатную машинку, заправляет в неё тонкий белый лист и тщательно выбивает название очередной главы. Он начинает воплощать свои фантазии, щёлкая по клавишам, и одновременно закуривает. Рядом большая кружка с крепким чёрным чаем и маленький блокнот для пометок, с торчащим из середины огрызком карандаша. А если вдохновение подводит его, то он набрасывает плащ и выходит на улицу под обушивающийся шум города. Он замечает всё, видит, как в глазах случайного прохожего отражается очередной мой скучный, но всё-таки значимый день.
Тогда можно подумать, что сюжет ещё не развернулся. Что я только пока кажусь неважной деталью интерьера. Я - случайный прохожий, но не слишком ли часто я случайно прохожу мимо?
Я даже представляю себе автора. Этакого немного усталого писателя. Его жизнь недостаточно богата на приключения, и он убивает свободное время на то, чтобы обеспечить ими обитателей своего вымышленного мира. По вечерам он ставит на стол громоздкую печатную машинку, заправляет в неё тонкий белый лист и тщательно выбивает название очередной главы. Он начинает воплощать свои фантазии, щёлкая по клавишам, и одновременно закуривает. Рядом большая кружка с крепким чёрным чаем и маленький блокнот для пометок, с торчащим из середины огрызком карандаша. А если вдохновение подводит его, то он набрасывает плащ и выходит на улицу под обушивающийся шум города. Он замечает всё, видит, как в глазах случайного прохожего отражается очередной мой скучный, но всё-таки значимый день.
Тогда можно подумать, что сюжет ещё не развернулся. Что я только пока кажусь неважной деталью интерьера. Я - случайный прохожий, но не слишком ли часто я случайно прохожу мимо?
Рассказывать о любви можно сколько угодно. Раньше мне это настолько хорошо удавалось, что некоторые просили ещё. Одна и та же песня, которую стоит запеть, как замечаешь, что кто-то уже составляет лестный отзыв. А я стою и радуюсь, краснею и смущаюсь, но в душе чувство полнейшего удовлетворения. Забавно, что это мог быть любой бред, придуманный за пять минут на коленке. Это всем нравилось. А вот то, что было сделано вдумчиво, во что было действительно вложено много, то обходили стороной. Зачем, если это так сложно? Редкие товарищи правда ходили вокруг, а потом признавались, что не поняли ничего. При этом строили такие рожи, что даже для меня смысл временно куда-то уходил. Это на самом деле так жестоко и мерзко, что я не хочу об этом вспоминать.
Сейчас для меня и то и другое стёрлось. Бессмысленное и затёртое словечко. Как рисунок на старой заношеной макйке. Оно выцвело. А ведь когда-то мне так нравилось чувство влюблённости. Оно было для меня таким вдохновляющим. Но потом понимаешь, что невозможно любить кого-то одного. Как просто любить. Некоторые люди конечно слишком честные, чтобы взять чужое. Но большинство при всей своей великой любви не озадачиваются таким вопросом, как преданность и её значение. Будто со мной такого никогда не было?
Был только один, пожалуй, человек, который не покупался на это. На красивую обёртку, в которой нет конфеты. Элл видела меня насквозь даже там, где мне казалось, что я не привираю.
- Это что твоя очередная любовь? - спросила она меня как-то, в разгаре моего бурного монолога о чувствах, которые пока не разделены со мной объектом моей страсти, от чего я очень страдаю. - Или увлечение, как в прошлый раз?
- Только не в этот раз, Элл. На этот раз всё серьёзно. Ты же меня знаешь, я не умею врать.
- Господи, Килху, да ты постоянно кого-то любишь. И каждого вот так, что прямо и жить дальше невозможно, если это без взаимности. Ты из всего делаешь трагедию. Готова поспорить, что ты и над перегоревшей лампочкой убиваешься так, будто у тебя умер кто, если при том есть свидетели.
В общем, она права. И тогда, и сейчас. Что есть, то есть.
Но тогда это настолько меня оскорбило, и мне не оставалось ничего, кроме как сделать ошибку. Например осмеять все тайные чувства Элл, про которые она мне рассказывала, и выставить это напоказ. Так, как только я умею. При том мне казалось, что ничего такого в этом нет. Я же говорю правду. И если она смеётся над моими возвышенными чувствами, то почему бы не посмеяться над её жалкими попытками делать вид, что она сильная и не подверженная любви женщина. И вообще, как можно страдать по какому-то типу, который даже тебя не замечает в течении столь долгого времени. Ну это тогда мне так со зла думалось.
Это потом, уже после очередной гадости, сказанной мной, из-за того, что Элл прекратила со мной общаться, потом-то до меня дошло. Она больше не отвечала на мои сообщения, не брала трубку, не смотрела на меня, когда мы случайно сталкивались на улице. Будто для неё меня больше не существовало. Это было так давно, а я до сих пор помню, как мне хотелось снова поговорить с ней. Не об очередном предмете воздыханий. Столько писем было написано ей и не отправлено. Когда-то мы постоянно писали друг другу письма, и спустя столько лет я всё ещё скучаю по её откровенности. А тогда полтора года, может больше, получалось думать только об Элл, даже когда у меня кто-то появлялся, даже кто-то особенный.
Однажды она простила меня, совершенно просто, будто ничего не было. Но не было и её такой. И у неё был кто-то, кто прекрасно справлялся с ролью Килху, даже лучше, чем я. Тот, кто её не обижал. Поэтому мы не смогли общаться. Не так, как оно было. Может потому, что Элл изменилась. Или потому, что со мной уже не было так хорошо. Или потому, что как только она простила меня, стало ясно, что я её больше не люблю.
Но я продолжаю находить себе объекты для "любви". Иногда они отвечают взаимностью, иногда у них уже кто-то есть, иногда им плевать, что у них уже кто-то есть. Правда все мои прежние слушатели разбежались, да и я не то чтобы охотно пою свою "песенку". Правда в том, что по-настоящему я уже давно никого не люблю. Но когда мне начинает казаться, что действительно чувствую что-то, то язвительный голосок Элл звучит у меня в голове. "Да неужели?" - говорит она. Конечно же нет, просто очередной человек, который для меня недоступен. Мне ведь всё ещё нужна не взаимность. Мне нужна очередная трагедия. И чтобы о ней можно было спеть в чьи-то уши.
Сейчас для меня и то и другое стёрлось. Бессмысленное и затёртое словечко. Как рисунок на старой заношеной макйке. Оно выцвело. А ведь когда-то мне так нравилось чувство влюблённости. Оно было для меня таким вдохновляющим. Но потом понимаешь, что невозможно любить кого-то одного. Как просто любить. Некоторые люди конечно слишком честные, чтобы взять чужое. Но большинство при всей своей великой любви не озадачиваются таким вопросом, как преданность и её значение. Будто со мной такого никогда не было?
Был только один, пожалуй, человек, который не покупался на это. На красивую обёртку, в которой нет конфеты. Элл видела меня насквозь даже там, где мне казалось, что я не привираю.
- Это что твоя очередная любовь? - спросила она меня как-то, в разгаре моего бурного монолога о чувствах, которые пока не разделены со мной объектом моей страсти, от чего я очень страдаю. - Или увлечение, как в прошлый раз?
- Только не в этот раз, Элл. На этот раз всё серьёзно. Ты же меня знаешь, я не умею врать.
- Господи, Килху, да ты постоянно кого-то любишь. И каждого вот так, что прямо и жить дальше невозможно, если это без взаимности. Ты из всего делаешь трагедию. Готова поспорить, что ты и над перегоревшей лампочкой убиваешься так, будто у тебя умер кто, если при том есть свидетели.
В общем, она права. И тогда, и сейчас. Что есть, то есть.
Но тогда это настолько меня оскорбило, и мне не оставалось ничего, кроме как сделать ошибку. Например осмеять все тайные чувства Элл, про которые она мне рассказывала, и выставить это напоказ. Так, как только я умею. При том мне казалось, что ничего такого в этом нет. Я же говорю правду. И если она смеётся над моими возвышенными чувствами, то почему бы не посмеяться над её жалкими попытками делать вид, что она сильная и не подверженная любви женщина. И вообще, как можно страдать по какому-то типу, который даже тебя не замечает в течении столь долгого времени. Ну это тогда мне так со зла думалось.
Это потом, уже после очередной гадости, сказанной мной, из-за того, что Элл прекратила со мной общаться, потом-то до меня дошло. Она больше не отвечала на мои сообщения, не брала трубку, не смотрела на меня, когда мы случайно сталкивались на улице. Будто для неё меня больше не существовало. Это было так давно, а я до сих пор помню, как мне хотелось снова поговорить с ней. Не об очередном предмете воздыханий. Столько писем было написано ей и не отправлено. Когда-то мы постоянно писали друг другу письма, и спустя столько лет я всё ещё скучаю по её откровенности. А тогда полтора года, может больше, получалось думать только об Элл, даже когда у меня кто-то появлялся, даже кто-то особенный.
Однажды она простила меня, совершенно просто, будто ничего не было. Но не было и её такой. И у неё был кто-то, кто прекрасно справлялся с ролью Килху, даже лучше, чем я. Тот, кто её не обижал. Поэтому мы не смогли общаться. Не так, как оно было. Может потому, что Элл изменилась. Или потому, что со мной уже не было так хорошо. Или потому, что как только она простила меня, стало ясно, что я её больше не люблю.
Но я продолжаю находить себе объекты для "любви". Иногда они отвечают взаимностью, иногда у них уже кто-то есть, иногда им плевать, что у них уже кто-то есть. Правда все мои прежние слушатели разбежались, да и я не то чтобы охотно пою свою "песенку". Правда в том, что по-настоящему я уже давно никого не люблю. Но когда мне начинает казаться, что действительно чувствую что-то, то язвительный голосок Элл звучит у меня в голове. "Да неужели?" - говорит она. Конечно же нет, просто очередной человек, который для меня недоступен. Мне ведь всё ещё нужна не взаимность. Мне нужна очередная трагедия. И чтобы о ней можно было спеть в чьи-то уши.
Есть одна пещера. Трудно сказать, где она находится, и как в то место попасть. Когда-то мне доводилось бывать там довольно часто, но я до сих пор не могу сказать толком, как это получалось. Просто есть этот дощатый подвесной мосток над озером. Ослепительно яркое солнце в небе. Маленькие синие цветы в воде. И когда идёшь по мостку, то доски раскачиваются, они немного влажные от воды, но ноги не соскальзывают. И если не отвлекаешься и смотришь только вперёд, то видишь на другом берегу пещеру. Но не отвлекаться трудно, потому что в воде что-то есть, и иногда оно пугает. Но никогда не причиняет вреда. И если удалось добраться до берега, то можно взять со странного дерева светильник и войти в пещеру.
Когда уходишь всё дальше вглубь, света становится всё меньше. И собственная тень на одной из щербатых стен горбится как старуха, но продолжает упорно нести тень фонаря. С тенями у меня вообще странные отношения. Тени ведут себя своенравно. И пещера тоже так себя ведёт. Она преподносит двери, в каждую можно зайти. И за каждой что-то будет. Может быть даже приятное воспоминание. Но надо найти правильную дверь, иначе всё зря. Иначе пещера заведёт бог знает куда. Например в своеобразную аномальную зону. Когда уходишь за дверь, но оказываешься в том же месте, откуда пришёл.
Но я всё равно хочу быть тем, кто пройдёт по дощатому мосту и окажется в пещере. Ведь за какой-то из бесконечных дверей есть то, что мне нужно.
Когда уходишь всё дальше вглубь, света становится всё меньше. И собственная тень на одной из щербатых стен горбится как старуха, но продолжает упорно нести тень фонаря. С тенями у меня вообще странные отношения. Тени ведут себя своенравно. И пещера тоже так себя ведёт. Она преподносит двери, в каждую можно зайти. И за каждой что-то будет. Может быть даже приятное воспоминание. Но надо найти правильную дверь, иначе всё зря. Иначе пещера заведёт бог знает куда. Например в своеобразную аномальную зону. Когда уходишь за дверь, но оказываешься в том же месте, откуда пришёл.
Но я всё равно хочу быть тем, кто пройдёт по дощатому мосту и окажется в пещере. Ведь за какой-то из бесконечных дверей есть то, что мне нужно.
суббота, 08 февраля 2014
Интересный день. Если бы он у меня был, то можно было бы о нём написать. И написать ещё интереснее, чем он был. Но я не умею разукрашивать словами свой однотонный быт. А может быть просто не хочу делать историю там, где её никогда не было. И где наверное ей нет места. Я знаю много красивых слов, но что они значат?
Моё утро начинается протяжно. Будильник звонит не переставая, а моему телу и мозгу на него наплевать. А потом я встаю и ощущаю это тошнотворное чувство, что снова утро, что снова надо идти, делать, стараться, притворяться. Иногда я представляю, что утро прекрасно. Что я сижу у окна с чашечкой собственноручно сваренного кофе. Турка ещё не остыла, и в ней осталось ещё чуть-чуть на потом. Я сижу и смотрю, как рассвет розовеет на крыше дома напротив. Завтракаю чем-то лёгким и улыбаюсь.
На самом же деле я не завтракаю. И пью чай, бывает, что и не свежий. Занавески плотно задёрнуты, а взгляд устремлён в монитор. Там детективы ловят преступников, или разыгрывается драма, и что-то зловещее происходит с жителями очередного городка. Как сегодня.
Я выхожу на улицу и съёживаюсь, музыка не даёт мне провалиться в сон на ходу, но и не позволяет окончательно проснуться. Я иду где-то около реальности и смотрю свои вечные картинки в голове. Их там столько, что это порой даже не фильмы, а целые сериалы.
А потом весь день я что-то делаю с перерывами на покурить. Это проносится и не оставляет следа. Почти каждый день. Иногда это кажется настолько бессмысленным, что я мысленно составляю завещание.
Моё утро начинается протяжно. Будильник звонит не переставая, а моему телу и мозгу на него наплевать. А потом я встаю и ощущаю это тошнотворное чувство, что снова утро, что снова надо идти, делать, стараться, притворяться. Иногда я представляю, что утро прекрасно. Что я сижу у окна с чашечкой собственноручно сваренного кофе. Турка ещё не остыла, и в ней осталось ещё чуть-чуть на потом. Я сижу и смотрю, как рассвет розовеет на крыше дома напротив. Завтракаю чем-то лёгким и улыбаюсь.
На самом же деле я не завтракаю. И пью чай, бывает, что и не свежий. Занавески плотно задёрнуты, а взгляд устремлён в монитор. Там детективы ловят преступников, или разыгрывается драма, и что-то зловещее происходит с жителями очередного городка. Как сегодня.
Я выхожу на улицу и съёживаюсь, музыка не даёт мне провалиться в сон на ходу, но и не позволяет окончательно проснуться. Я иду где-то около реальности и смотрю свои вечные картинки в голове. Их там столько, что это порой даже не фильмы, а целые сериалы.
А потом весь день я что-то делаю с перерывами на покурить. Это проносится и не оставляет следа. Почти каждый день. Иногда это кажется настолько бессмысленным, что я мысленно составляю завещание.
пятница, 07 февраля 2014
Часто хочется быть кем-то другим. Идёшь по улице, увидел приятного человека и думаешь "а вот если бы я был им...". И тут же пугаешься. Вдруг по странному стечению обстоятельств ты раз и станешь именно этим прохожим. Поменяешься с ним местами, как в каком-нибудь американском фильме комедийно-драматической направленности. А потом идёшь и бормочешь "нет-нет, я лучше собой побуду".
Или вот висел бы у меня в шкафу костюм другого человека, или несколько - на выбор. Захотел - оделся в солидного господина и ходишь важный, в руке портфель, в другой руке мобильный телефон трезвонит на обе симкарты. Или нацепил маску бродячего художника - рожа в краске, вид потрёпаный, из уголка рта торчит мятая сигарета, а ветер скидывает кудри на лицо. Или вдруг человек семейный - дома ждут дети, точно ждут, кто же их накормит, поможет сделать уроки, и мысли где-то глубоко на самом нижнем уровне бытовой лестницы.
Или вдруг умереть, и тут же стать другим человеком. Не младенцем, а уже готовым взрослым индивидом. И вот стоит этот индивид на кладбище и смотрит, как прежднего его хоронят. У родственников скорбные лица. Или нетерпеливые. Да когда же кончится уже и можно с облегчением продолжать жить?
Я иногда бывает даже представляю себе это в разных вариациях, как могло бы случиться. Так или иначе все думают о смерти. Переходишь дорогу - может сбить машина. Или кирпич на голову упал. Или самолёт разбился. Всякое там. Если бы после того можно было бы стать кем-то другим, а если ещё и на выбор? Вот такого роста буду, спортивного телосложения, уровень интеллекта зашкаливает, внешность притягательная. Ну да, конечно.
Думаешь об этой чепухе, а потом идёшь и заводишь дневник - показать свои мысли каким-то незнакомым людям. Вдруг они о том же думают. И сразу вроде как уже часть общества, а не фантазёр с повышенным уровнем бреда в мозгу.
Или вот висел бы у меня в шкафу костюм другого человека, или несколько - на выбор. Захотел - оделся в солидного господина и ходишь важный, в руке портфель, в другой руке мобильный телефон трезвонит на обе симкарты. Или нацепил маску бродячего художника - рожа в краске, вид потрёпаный, из уголка рта торчит мятая сигарета, а ветер скидывает кудри на лицо. Или вдруг человек семейный - дома ждут дети, точно ждут, кто же их накормит, поможет сделать уроки, и мысли где-то глубоко на самом нижнем уровне бытовой лестницы.
Или вдруг умереть, и тут же стать другим человеком. Не младенцем, а уже готовым взрослым индивидом. И вот стоит этот индивид на кладбище и смотрит, как прежднего его хоронят. У родственников скорбные лица. Или нетерпеливые. Да когда же кончится уже и можно с облегчением продолжать жить?
Я иногда бывает даже представляю себе это в разных вариациях, как могло бы случиться. Так или иначе все думают о смерти. Переходишь дорогу - может сбить машина. Или кирпич на голову упал. Или самолёт разбился. Всякое там. Если бы после того можно было бы стать кем-то другим, а если ещё и на выбор? Вот такого роста буду, спортивного телосложения, уровень интеллекта зашкаливает, внешность притягательная. Ну да, конечно.
Думаешь об этой чепухе, а потом идёшь и заводишь дневник - показать свои мысли каким-то незнакомым людям. Вдруг они о том же думают. И сразу вроде как уже часть общества, а не фантазёр с повышенным уровнем бреда в мозгу.
Это мог быть прекрасный "венок из чайных листьев". Но не стал. Не знаю уж, возможно из чая что-либо сплести или нет, но звучало красиво. Или романтично. Или загадочно. Люди любят загадочных людей.
Но всё-таки так много слов, это раздражает. Пусть будет название из двух слов. Хотя и одного было бы достаточно. Например "недопристанище". Хорошее и вполне правдивое. Но ведь сюда будет кто-то приходить. Один человек уж точно. Я воспринимаю это как что-то вроде кофейни. Вряд ли кому захочется перекусить и поболтать в месте с неприятным названием. Частица "не" такая из себя отрицательная, что я её отрицаю. Так что два слова.
Два слова на определённую букву, почему нет. С таким же успехом это могла быть "следующая станция", или "совиный самосуд", или "соотношение сторон", или какой-нибудь "самый сон".
Не знаю, почему я убиваю на это столько времени. Мне бы спать и тот самый сон смотреть. Вот как-то так: схожу я на следующей станции, вижу совининый самосуд ни с того ни с сего, думаю о соотношении сторон и пониаю, что это сон, тот самый.
И всё это где-то здесь, в комнате без потолка, в пещере с дверями, на дощатом мостике над озером. В середине спирали.
Но всё-таки так много слов, это раздражает. Пусть будет название из двух слов. Хотя и одного было бы достаточно. Например "недопристанище". Хорошее и вполне правдивое. Но ведь сюда будет кто-то приходить. Один человек уж точно. Я воспринимаю это как что-то вроде кофейни. Вряд ли кому захочется перекусить и поболтать в месте с неприятным названием. Частица "не" такая из себя отрицательная, что я её отрицаю. Так что два слова.
Два слова на определённую букву, почему нет. С таким же успехом это могла быть "следующая станция", или "совиный самосуд", или "соотношение сторон", или какой-нибудь "самый сон".
Не знаю, почему я убиваю на это столько времени. Мне бы спать и тот самый сон смотреть. Вот как-то так: схожу я на следующей станции, вижу совининый самосуд ни с того ни с сего, думаю о соотношении сторон и пониаю, что это сон, тот самый.
И всё это где-то здесь, в комнате без потолка, в пещере с дверями, на дощатом мостике над озером. В середине спирали.