Рассказывать о любви можно сколько угодно. Раньше мне это настолько хорошо удавалось, что некоторые просили ещё. Одна и та же песня, которую стоит запеть, как замечаешь, что кто-то уже составляет лестный отзыв. А я стою и радуюсь, краснею и смущаюсь, но в душе чувство полнейшего удовлетворения. Забавно, что это мог быть любой бред, придуманный за пять минут на коленке. Это всем нравилось. А вот то, что было сделано вдумчиво, во что было действительно вложено много, то обходили стороной. Зачем, если это так сложно? Редкие товарищи правда ходили вокруг, а потом признавались, что не поняли ничего. При этом строили такие рожи, что даже для меня смысл временно куда-то уходил. Это на самом деле так жестоко и мерзко, что я не хочу об этом вспоминать.
Сейчас для меня и то и другое стёрлось. Бессмысленное и затёртое словечко. Как рисунок на старой заношеной макйке. Оно выцвело. А ведь когда-то мне так нравилось чувство влюблённости. Оно было для меня таким вдохновляющим. Но потом понимаешь, что невозможно любить кого-то одного. Как просто любить. Некоторые люди конечно слишком честные, чтобы взять чужое. Но большинство при всей своей великой любви не озадачиваются таким вопросом, как преданность и её значение. Будто со мной такого никогда не было?
Был только один, пожалуй, человек, который не покупался на это. На красивую обёртку, в которой нет конфеты. Элл видела меня насквозь даже там, где мне казалось, что я не привираю.
- Это что твоя очередная любовь? - спросила она меня как-то, в разгаре моего бурного монолога о чувствах, которые пока не разделены со мной объектом моей страсти, от чего я очень страдаю. - Или увлечение, как в прошлый раз?
- Только не в этот раз, Элл. На этот раз всё серьёзно. Ты же меня знаешь, я не умею врать.
- Господи, Килху, да ты постоянно кого-то любишь. И каждого вот так, что прямо и жить дальше невозможно, если это без взаимности. Ты из всего делаешь трагедию. Готова поспорить, что ты и над перегоревшей лампочкой убиваешься так, будто у тебя умер кто, если при том есть свидетели.
В общем, она права. И тогда, и сейчас. Что есть, то есть.
Но тогда это настолько меня оскорбило, и мне не оставалось ничего, кроме как сделать ошибку. Например осмеять все тайные чувства Элл, про которые она мне рассказывала, и выставить это напоказ. Так, как только я умею. При том мне казалось, что ничего такого в этом нет. Я же говорю правду. И если она смеётся над моими возвышенными чувствами, то почему бы не посмеяться над её жалкими попытками делать вид, что она сильная и не подверженная любви женщина. И вообще, как можно страдать по какому-то типу, который даже тебя не замечает в течении столь долгого времени. Ну это тогда мне так со зла думалось.
Это потом, уже после очередной гадости, сказанной мной, из-за того, что Элл прекратила со мной общаться, потом-то до меня дошло. Она больше не отвечала на мои сообщения, не брала трубку, не смотрела на меня, когда мы случайно сталкивались на улице. Будто для неё меня больше не существовало. Это было так давно, а я до сих пор помню, как мне хотелось снова поговорить с ней. Не об очередном предмете воздыханий. Столько писем было написано ей и не отправлено. Когда-то мы постоянно писали друг другу письма, и спустя столько лет я всё ещё скучаю по её откровенности. А тогда полтора года, может больше, получалось думать только об Элл, даже когда у меня кто-то появлялся, даже кто-то особенный.
Однажды она простила меня, совершенно просто, будто ничего не было. Но не было и её такой. И у неё был кто-то, кто прекрасно справлялся с ролью Килху, даже лучше, чем я. Тот, кто её не обижал. Поэтому мы не смогли общаться. Не так, как оно было. Может потому, что Элл изменилась. Или потому, что со мной уже не было так хорошо. Или потому, что как только она простила меня, стало ясно, что я её больше не люблю.
Но я продолжаю находить себе объекты для "любви". Иногда они отвечают взаимностью, иногда у них уже кто-то есть, иногда им плевать, что у них уже кто-то есть. Правда все мои прежние слушатели разбежались, да и я не то чтобы охотно пою свою "песенку". Правда в том, что по-настоящему я уже давно никого не люблю. Но когда мне начинает казаться, что действительно чувствую что-то, то язвительный голосок Элл звучит у меня в голове. "Да неужели?" - говорит она. Конечно же нет, просто очередной человек, который для меня недоступен. Мне ведь всё ещё нужна не взаимность. Мне нужна очередная трагедия. И чтобы о ней можно было спеть в чьи-то уши.
Сейчас для меня и то и другое стёрлось. Бессмысленное и затёртое словечко. Как рисунок на старой заношеной макйке. Оно выцвело. А ведь когда-то мне так нравилось чувство влюблённости. Оно было для меня таким вдохновляющим. Но потом понимаешь, что невозможно любить кого-то одного. Как просто любить. Некоторые люди конечно слишком честные, чтобы взять чужое. Но большинство при всей своей великой любви не озадачиваются таким вопросом, как преданность и её значение. Будто со мной такого никогда не было?
Был только один, пожалуй, человек, который не покупался на это. На красивую обёртку, в которой нет конфеты. Элл видела меня насквозь даже там, где мне казалось, что я не привираю.
- Это что твоя очередная любовь? - спросила она меня как-то, в разгаре моего бурного монолога о чувствах, которые пока не разделены со мной объектом моей страсти, от чего я очень страдаю. - Или увлечение, как в прошлый раз?
- Только не в этот раз, Элл. На этот раз всё серьёзно. Ты же меня знаешь, я не умею врать.
- Господи, Килху, да ты постоянно кого-то любишь. И каждого вот так, что прямо и жить дальше невозможно, если это без взаимности. Ты из всего делаешь трагедию. Готова поспорить, что ты и над перегоревшей лампочкой убиваешься так, будто у тебя умер кто, если при том есть свидетели.
В общем, она права. И тогда, и сейчас. Что есть, то есть.
Но тогда это настолько меня оскорбило, и мне не оставалось ничего, кроме как сделать ошибку. Например осмеять все тайные чувства Элл, про которые она мне рассказывала, и выставить это напоказ. Так, как только я умею. При том мне казалось, что ничего такого в этом нет. Я же говорю правду. И если она смеётся над моими возвышенными чувствами, то почему бы не посмеяться над её жалкими попытками делать вид, что она сильная и не подверженная любви женщина. И вообще, как можно страдать по какому-то типу, который даже тебя не замечает в течении столь долгого времени. Ну это тогда мне так со зла думалось.
Это потом, уже после очередной гадости, сказанной мной, из-за того, что Элл прекратила со мной общаться, потом-то до меня дошло. Она больше не отвечала на мои сообщения, не брала трубку, не смотрела на меня, когда мы случайно сталкивались на улице. Будто для неё меня больше не существовало. Это было так давно, а я до сих пор помню, как мне хотелось снова поговорить с ней. Не об очередном предмете воздыханий. Столько писем было написано ей и не отправлено. Когда-то мы постоянно писали друг другу письма, и спустя столько лет я всё ещё скучаю по её откровенности. А тогда полтора года, может больше, получалось думать только об Элл, даже когда у меня кто-то появлялся, даже кто-то особенный.
Однажды она простила меня, совершенно просто, будто ничего не было. Но не было и её такой. И у неё был кто-то, кто прекрасно справлялся с ролью Килху, даже лучше, чем я. Тот, кто её не обижал. Поэтому мы не смогли общаться. Не так, как оно было. Может потому, что Элл изменилась. Или потому, что со мной уже не было так хорошо. Или потому, что как только она простила меня, стало ясно, что я её больше не люблю.
Но я продолжаю находить себе объекты для "любви". Иногда они отвечают взаимностью, иногда у них уже кто-то есть, иногда им плевать, что у них уже кто-то есть. Правда все мои прежние слушатели разбежались, да и я не то чтобы охотно пою свою "песенку". Правда в том, что по-настоящему я уже давно никого не люблю. Но когда мне начинает казаться, что действительно чувствую что-то, то язвительный голосок Элл звучит у меня в голове. "Да неужели?" - говорит она. Конечно же нет, просто очередной человек, который для меня недоступен. Мне ведь всё ещё нужна не взаимность. Мне нужна очередная трагедия. И чтобы о ней можно было спеть в чьи-то уши.