Медленно, но верно, я перестаю замечать грань между дозволенным и запретным. Я уже совсем близко. Хожу по ней, как по лезвию бритвы, но не чувствую боли. Лишь тягостное разочарование, поднимающееся откуда-то из горла. Оно застревает там подобном несуществующему комку, предшествующему слезам. Но и слёз нет, зачем. Я же не ребёнок, я же не буду реветь и топать ногами только потому, что мне не купили вон того синего робота на батарейках.
Я иду по следу за своим чувством, выслеживаю его как волк, принюхиваюсь к нему. Замираю в ожидании собственного прыжка. Но ничего не происходит. Я не делаю ничего, чтобы что-то произошло. Но дело ведь не только во мне. Я хожу во мраке своей причудливой пещеры, и если откроется дверь, если из проёма на меня хлынет свет. Если кто-то возьмёт меня за руку и пригласит войти. Что я смогу сделать? Я пойду. Потому что я не хочу быть во мраке. Там слишком много теней, а они такие равнодушные.
Один раз мне уже доводилось охотиться тень. Она ускользнула от меня, тени так делают. В пещере это сделать проще всего. И сейчас я будто пытаюсь выбрать между плохим и плохим. Так или иначе, но мне будет плохо. Двери приоткрыты, я почти знаю об этом. Могу почти уверенно утверждать. Вопрос в том, действительно ли нужно хозяевам этих дверей, чтобы кто-то вошёл. Но если говорить обо мне, то я наверное брошусь в любую.
Нет, не брошусь. Кого я обманываю. Я слишком боюсь льда. Холодный ад преследует меня в этом промежутке пещерной тропы. И это тоже запретно.
Но запретно совсем не значит закрыто.